Я включаю Александру Николаевну в чрезвычайно малый круг людей, которые определили своими деяниями (да-да — не делами, не действиями и не делишками, а именно деяниями) лицо и смысл огромной эпохи.

Есть поэты, которые дали своей эпохе имя — Пушкин. Они дали ей классический слог, без которого их эпоха непредставима. А что знали бы мы о революции, если бы не Блок и Есенин? Стенограммы съездов РСДРП и тексты прокламаций? Но благодаря гениям мы дышим воздухом эпохи катаклизмов, нас овевают ветры роковых перемен.

Но есть и композиторы, не назвавшие эпоху, не описавшие её, а — пропевшие. Тридцатые годы спел Дунаевский. Пахмутова спела… а какие, кстати, годы? 50-е, 60-е, 70-е, ретроспективно («Поклонимся великим тем годам») — 40-е. Начала петь 80-е — да подрезали певчей птице крылья… Выстояла — и, одна из единиц, пропела правду о нашем безвременье. Слышнее, ярче и отчётливее всех. Вместе с мужем, поэтом-соратником Николаем Николаевичем Добронравовым, не боясь опалы, отлучения от СМИ, искусственного забвения, не спела — прорыдала: «Остаюсь с обманутым народом».

Пахмутова гениальна. Её гений не в тяжести поднятых глыб-ораторий (как, например, у Свиридова), а в уникально естественной мелодии. Недаром именно она сочинила гимн мелодии, понимаемой как звуковое выражение любви — «Мелодию». Жалко, что вслед за Муслимом Магомаевым некому спеть эту песню… Голоса, может, и есть — не вызрело души, соразмерной душе композитора. «Мелодию» можно только сыграть на инструменте, как это делает, щемя сердце своей гитарой, Френсис Гойя.

Мелодии Пахмутовой поразительны тем, что они не поддаются музыковедческому расчленению. Вспомним «Марш энтузиастов» Дунаевского. Скачок на сексту (крупный музыкальный интервал), сразу же — ещё более грандиозный скачок на септиму… Небывалость свершений — небывалость языка. А, скажем, «Старый клён» ничем не удивляет: нотки уютно расположены рядышком, следуют друг за другом по привычным, «нормальным» сочетаниям. На тех же самых «белых клавишах» сочинены и спеты миллионы песен, песенок и мгновенно забывшихся «хитов». А «Старый клён» (и, конечно, ещё десятки обманчиво простых песен) живёт. Почему?

Я долго искал ответ на этот вопрос. Но так и бросил напрасные попытки. Знаю только, что мелодика у Пахмутовой абсолютно естественна и органична. Это — дар. Ей просто дано (природой? Богом?) складывать ноты таким образом, что они сопрягаются в неразрывную вязь, и кажется, что песни эти были всегда — как профиль Карадага.

Конечно, Пахмутова редкий мастер. Что тоже важно. Благодаря этому ей удаётся пройти по бритвенному лезвию между народной любовью (а вкусы народа нашего чем дальше, тем…) и благородством выражения. Пошлость и композиторы, которые пишут, скажем, для «примадонны»? Да сколько угодно. Пошлость и Пахмутова? Нет, не стоят эти слова рядом — разбегаются.

В четыре руки с Муслимом МагомаевымВ том видна не только личная заслуга Александры Николаевны, но и традиция. Русская, выстраданная, оплёванная, но — живая традиция. Пахмутова в Московской консерватории училась композиции (точнее — шлифовала талант: научиться композиции нельзя) у Шебалина. Тот, в свою очередь, у Мясковского. А Мясковский — у Римского-Корсакова. Николай Андреевич Римский-Корсаков не учился ни у кого, кроме русской песни. Похоже, он был просто ниспослан нам как вечный образец строжайшего вкуса и чистейшей, совершенной мелодии. Он даже Чайковского (!) недолюбливал за сочувственную склонность к пошловатому сентиментализму.

Пахмутова — музыкальная правнучка Римского-Корсакова. Она строга, изящна и прекрасна. Но строга как требовательный к себе музыкант — не как человек. Человек она (я, счастливый, знаю это) мягкий, снисходительный, трепетный.

Почти двадцать лет работаю я на радио. Надо сказать, что среди моих гостей попадались экземпляры довольно-таки нелицеприятные. Капризные, сочащиеся самомнением, нагло снисходительные… Даже легче назвать среди «звёздных имен» те, которые принадлежат творцам, человечески достойным… Архипова, Свиридов, Борис Чайковский, Ведерников, Федосеев… Пахмутова — в этом ряду. Может быть, даже больше, чем в ряду: она как-то особенно деликатна в общении, как будто боится обидеть, раздавить собеседника громадностью своих таланта и славы.

Мне очень интересно было: какие уникальные условия нужны для того, чтобы вызрел одновременно музыкальный гений и превосходный человек? Откуда является композитор, создавший гимн тонким, изысканным чувствам — песню «Нежность»? Гимн жизни — «Надежду»?

— У меня была нормальная, хорошая семья, — просто отвечает Александра Николаевна. — В семье не было профессиональных музыкантов, но у меня был очень талантливый отец. Он играл на всех инструментах, но, к сожалению, был самоучкой. Дома с Николаем ДобронравовымГражданская война, годы строительства, Отечественная война… Короче, не было возможности получить музыкальное образование.

Запомним это имя: Николай Андрианович Пахмутов… Как первый Бах из династии Бахов — первый Пахмутов из династии Пахмутовых.

— Он родился в Самаре. И так получилось, что он был моим первым учителем. Моим слушателем, моим наставником, когда я была совсем маленькая. Поэтому неудивительно, что я рано стала играть, примерно с трёх с половиной лет. Просто баловалась, как и все дети. В пять лет сочинила первую пьеску под названием «Петухи поют». Потому, что мне повезло: раннее детство прошло не в городе, а за городом. У нас был свой дом, где были куры, две собаки. Замечательная была жизнь! Дружба со всеми соседскими девчонками и мальчишками, мы гуляли, бегали, прыгали… Но я впитывала всё, что слышала. В общем, меня, как и миллионы других детей и взрослых людей, воспитывало радио. Поэтому я с детства помню такие произведения, как, скажем, песенка Герцога из «Риголетто», «Танец маленьких лебедей», увертюры к русским операм, русскую балетную музыку… То есть те сочинения, которых так не хватает сейчас — они не звучат.

Помню, как моя бабушка Наталья Григорьевна, провинциальная домохозяйка, имевшая три класса школы, радовалась, слушая арии из классических опер, и сама напевала их. Такие, как бабушка, составили, как сказал бы историк, «этнический субстрат» для Пахмутовой. Они стали и её слушателями, её поклонниками — они были готовы к сложной русской мелодике.

— Постоянно звучал Римский-Корсаков: и «Сказка о царе Салтане», и «Снегурочка», и «Шехеразада»… Что говорить! Я училась в Сталинградской музыкальной школе, мама, Мария Амплиевна, в девичестве Кувшинникова, родом из волжской Дубовки — мы все волжские! — которая не была такой музыкальной, как отец, возила меня на поезде в Сталинград два раза в неделю в музыкальную школу. В обществе в это время происходили другие интересные процессы. Начинался расцвет советской композиторской школы. Уже были Прокофьев, Шостакович, Хачатурян. Всё это я тоже могла слышать. И, что очень важно, в то предвоенное время зазвучали гениальные образцы советской песни. Я это слушала и играла. Бегали в кинотеатр, по многу раз смотрели «Весёлые ребята», «Цирк», другие фильмы с музыкой Дунаевского. Безусловно, он оказал на меня влияние. Нравились и песни Блантера, Новикова. Советская песня с детства вошла в душу.

Вот откуда она — нежность, «Нежность»… Ну что ребёнок в три года может наиграть отцу? Этакое звуковое «каля-маля». Но отец не отпихивал ребенка, не отговаривался делами и работой — внимал, хвалил, утешал, учил… Мама — не было же у неё домработниц, вся в делах — находила время, чтобы с «усильным, напряжённым постоянством» возить дочку на занятия, которые, может быть, и не нужны будут в дальнейшей суровой и непростой жизни… И радио — великое радио. Пуританское, беспопсовое, советское радио… Что-то становится ясным.

— Я была окружена родительским вниманием. Мы играли с папой в четыре руки. У меня есть старшая сестра, сейчас мы живём неподалёку друг от друга, от первого брака мамы были ещё брат и сестра (их, увы, уже нет), и все мы жили дружно.

Беседа с Александрой Николаевной никогда не бывает просто беседой с Пахмутовой — отдельной, «самостийной» Пахмутовой. Услышав, что жена вспоминает детство, в разговор вступает Николай Николаевич Добронравов:

— Вот Аля говорила про радио. Однажды, лет тридцать назад, на Всесоюзное радио на имя Пахмутовой пришло письмо. Я вам его процитирую: «Мы, такие-то, в своё время жили под Сталинградом, в Бекетовке. Сейчас мы услышали по радио вашу «Русскую сюиту». И подумали: у нас в Бекетовке был Николай Андрианович Пахмутов, наш народный музыкант, которого мы до сих пор с уважением любим». Так и было написано — с уважением любим! «Не родственница ли вы ему?» Уже звучали многие песни по радио, но письмо пришло после трансляции симфонического произведения. Почему я это вспомнил? Потому, что к отцу Али относились как к серьёзному музыканту. Он много аккомпанировал немым фильмам, и его ходили послушать специально.

Александра Николаевна уже не видит меня - она перенеслась в то время:

— А работал он на электростанции, на нашей маленькой ГРЭС. На ней и брат мой работал. Когда начались бои, они там остались, а мы, женская часть семьи, эвакуировались в Караганду.

Я слушал это и думал: а ведь Александра Пахмутова была подготовлена к нежному, именно нежному, союзу с супругом. Семья для неё — это не поле битвы, а поле тепла, уважения. «С уважением любим»… Не этим ли, не детским ли опытом объясняется уникальный, небывалый для творческой среды многолетний творческий союз Пахмутовой и Добронравова? Пахмутова — творец, но и Добронравов — творец. А «высекания искр», борьбы самолюбий не происходит. Или кажется, что не происходит?

— Обид нет. Бывают споры, потому что не совпадает порой отношение к чему-то, что мы делаем. Внутри какой-то песни, в самой работе. А кто важнее-главнее — нет. Слава богу, видимо, здесь мне помогает женская природа. Не хочу верховодить, руководить. Мне это неинтересно. Ему, по-моему, тоже неинтересно. Этот вопрос не стоял никогда. Безоблачных союзов не бывает, бывают споры разные, но такого, кто первый, не бывает.

Деликатный момент: ведь Александра Пахмутова сочиняет песни не только на слова Николая Добронравова, и песни знаменитые: вспомним хотя бы ставший народным «Старый клён». Не возникает ли здесь опасных напряжений? Не воспринимает ли это Николай Николаевич, пусть подсознательно, как своего рода измену?

— Очень хорошо воспринимает! — даже как-то ликующе восклицает Пахмутова. — Нам слишком интересно работать. Понимаете, есть песни, написанные на стихи Николая Николаевича. Довольно много песен написано, наоборот, уже на готовую музыку — это очень тяжёлая работа. Потому, что в результате стихи всё равно должны быть качественными. А в музыке иногда бывают совершенно несимметричные размеры, ритмические сложности — очень трудно! Так писалась «Нежность». Тут есть очень много своих частных трудностей. У меня есть песни на стихи других очень хороших поэтов. Это и Лев Ошанин, и Михаил Матусовский, и Инна Гофф, и Римма Казакова, и замечательный поэт-фронтовик Михаил Львов. А есть, например, и песня на стихи рабочего из Братска, причём достаточно знаменитая, «Кто пасётся на лугу»: «Пейте, дети, молоко, будете здоровы». А с Николаем Николаевичем происходит самое важное: когда идёт поиск темы, а нет ещё ни музыки, ни слов. То, что с поэтом со стороны сделать невозможно. И это происходит не потому, что мы живём вместе. Фраза Экзюпери повторялась множество раз, может быть, она уже избита, но лучше не скажешь: «Чтобы любить друг друга, важно не смотреть друг на друга, а смотреть в одном направлении». Вот мы и смотрим в одном направлении.

— Что касается других поэтов, — вносит свою виолончельную партию в трио нашего разговора Николай Николаевич Добронравов, — то я счастлив, когда Александре Николаевне удаётся создать настоящую песню на стихи другого поэта. И у меня есть песни с музыкой других композиторов… Когда-то Аля написала довольно популярную песню «Ненаглядный мой» на стихи Риммы Казаковой. В «Юности» была целая подборка стихов. Одно стихотворение называлось «Песня». И несколько композиторов написали именно на него музыку. А я ей показал другие стихи — она не думала, что это может стать песней. «Постарею, побелею…»

Пахмутова — классический пример человека позитива. Её песни, даже когда они написаны о трагедии, переживаемой нашей страной в последнее пятнадцатилетие («Госпожа Нищета», «Остаюсь с обманутым народом», «Горькая моя Родина»), зовут к борьбе, к исправлению изначально красивой линии жизни — но не к небытию, не к умиранию. А вокруг Пахмутовой, на том же телеэкране, на тех же радиоволнах, на тех же концертных площадках — «деятели эстрады», которые служат чему угодно — гомо-мафии, лесбо-мафии, наркомафии, просто мафии, политическому заказу, да и впрямую дьяволу, но не искусству, не позитиву. Как же Пахмутова уживается с этими порождениями тьмы? Почему они, странные мутанты, поют порой её песни, чистые, пафосные? Может быть, они сами всё же жаждут очищения и спасения?

Я мог говорить об этом, столь волнующем меня, с четой Пахмутова — Добронравов при минувшей встрече. Мог, потому что это было не интервью, не радиопередача — просто мы, давно зная друг друга, доверяя друг другу, встретились поговорить, поделиться, отвести душу… На этих страницах — лишь фрагменты. Они не воссоздают ауру непринуждённого общения с перерывами, отвлечениями, смакованием орешков с цукатами. Но мне хочется донести до читателя некоторые мысли моих удивительных собеседников, поразившие меня. Оказывается, Александра Николаевна Пахмутова настолько добра, что вовсе не ненавидит — жалеет, учит, воспитывает нынешнюю больную эстрадную поросль.

…Уже много лет я не смотрю по ТВ эстрадные концерты. Целующиеся «татушки», буйный Буйнов… Но пахмутовские концерты я смотрю. Смотрю — и не верю своим глазам: всё тот же Буйнов поёт «Песню о тревожной молодости» — и глаза у него живые, нормальные! Николай Басков «Погуляем по России» способен петь душевно, тихо и внятно. Юлиан, некогда юный, со следами нестандартной биографии на лице, тоскует об уходящей России в песне «Мать и сын» — и, однако, не манерно, искренне. Витас, выпевая сложнейший музыкальный текст гениальной, космической песни «Звёздная река», кажется, что-то чувствует и думает…

Александра Пахмутова их оправдывает и врачует:

— «Убей мою подругу»… Это звучало, между прочим, в тот вечер, когда была трагедия в Беслане. А после этого продюсер группы «Тату» раскручивает проект «Шахидка»… Вот вы сказали, что есть позитивные силы и те, что хотят уничтожить мир, — а у меня немножко другая, своя, доморощенная философия. Люди, которые хотят уничтожить мир, себя-то уничтожать не хотят. Поэтому они тоже втайне думают, что мир прекрасен и замечателен. Некоторые люди понимают, что жизнь очень маленькая, что она очень сладкая, и надо её прожить очень хорошо — богато, спокойно, комфортабельно — независимо от того, за чей счёт, независимо от того, какими методами. И вот это самое главное. А вокруг всё для них не важно. Дантес, которого знают как негодяя, убившего Пушкина, прожил большую, длинную, сладкую жизнь. В любой идеологии так. В религии есть подвижники, есть люди, которые верны Богу. Больше того, все святые — это реальные люди, которые мученически погибли за то, что проповедовали христианство. И проповедовали не догму, а здоровый, прекрасный и чистый образ жизни. И в этой же религии были люди (и, наверное, есть), которые не соблюдали постов, жили с чужими женщинами, а иногда и мужчины с мужчинами — это как угодно! Вот нужно получить удовольствие от жизни — а остальное гори огнём! В любые времена в обществе так. И Пушкин был под надзором, его никуда не выпускали, потому что чиновник, который разрешил бы Пушкину выезд, навлёк бы вопрос: а почему Вы это сделали? Он мог потерять свой покой, свой комфорт, свои большие деньги. И это продолжается. А по другую сторону люди, которые работают, думают не только о себе. Которым стыдно быть очень сытыми и богатыми, когда рядом какой-то беспорядок. Есть такие люди, их много! Миллионы таких людей! Мы о них пишем всю жизнь, просто знаем таких людей.

— Беспринципных негодяев в эстраде не больше, чем в чиновничестве, — подхватывает Николай Николаевич. — А так как чиновников больше, чем артистов эстрады, то значит, что это порок общества вообще.

Чувствуется, что поднятый мной абстрактный философский вопрос волнует моих собеседников вполне конкретно.

— Меня в любом явлении, особенно отрицательном, — убеждённо, напористо произносит Александра Николаевна, — интересует, где причины, а где следствия. Я не оправдываю артистов эстрады, но они поют то, что считается естественным петь, то, что разрешается, то, что поощряется. Почему поощряется? Идите тогда, смотрите выше и крупнее — почему это поощряется. Это уже социология. Это уже политика. Дело не в том, что артистам эстрады говорят: «Пой нарочно про грязь». Но, оказывается, это возможно и прибыльно. Ещё говорят: «Зато свобода!» Мне не нужна эта свобода. Знаете почему? Если разрешается всё, то ни один мальчишка не будет мыть шею, вообще не будет умываться, есть будет только шоколад и курить с трёх лет. Можно написать песню «Танго кокаин», «Убей мою подругу» или даже «Убей мою маму». Но почему это передают? Значит, это кому-то нужно. А как мы уживаемся с артистами эстрады? Те, с кем мы работаем, милые люди, злодеев нет, хорошие артисты… Жаль другого: есть очень хорошие композиторы, которых мы не видим и не слышим. Например, Игорь Лученок, Игорь Демарин… Почему? Это вопрос не к нам. То, что вы видите на экране, занимает время, которое могло бы быть занято иным. И количество переходит в качество. Вернуть ситуацию, при которой народ снова полюбил бы гениальную музыку (я помню общенародные баталии вокруг Лемешева и Козловского, например), очень просто. Это очень просто! Что человек впитывает с детства, то и любит. У нас были сказки и Пушкин, сейчас — комиксы. Комиксы и всё. Это делается специально. А почему делается — скажете сами, не знаю…

Эх, Александра Николаевна, да не скажу я. И не потому, что боюсь, а и сам не знаю. Власть ли породила нас, таких, — или мы породили её, такую? Вижу с болью, что нас, «пахмутовцев» — а ведь в ваших песнях целая жизненная философия с кредо «верность, нежность, страсть» — всё меньше и меньше. Народ в массе, огромной, не представимой ранее массе, брезгливо отплёвывается от искусства. Мне всё неуютнее жить в попсово-жвачном мире. Я просто хочу признаться Вам в любви: мне легче от того, что Вы есть, что Вы насыщаете мир прекрасными мелодиями, а значит — добром. Вы, хрупкая, женственная, такая вроде бы слабая — великий боец, великая поддержка. Вот уже и мы, сорокалетние, гнёмся и хрустим — а Вы бесстрашно несёте своё служение Отечеству…

Вчера Александра Николаевна Пахмутова отметила 75-й день рождения.

«ЛГ» и её читатели поздравляют любимого композитора и желают ей здоровья, успехов и новых песен.

Иван ВИШНЕВСКИЙ
«Литературная газета»
10 ноября 2004 г., № 45 (5996)


 <<< На заглавную страницу  

© А. Н. ПАХМУТОВА В ИНТЕРНЕТЕ (Pakhmutova.Ru, Пахмутова.РФ) — Роман Синельников (составитель) и Алексей Чарыков (дизайн и программирование), 1997-2024. Все права защищены. Копирование материалов без предварительной договорённости запрещено. При упоминании этого сайта на своих страницах или в СМИ просьба сообщать авторам. Хостинг: Hoster.Ru.

 

Напиcать пиcьмо
Free Sitemap Generator