— Это разве о спорте? Это же обо всех нас, — на глазах у Людмилы Гурченко были слёзы. Пожалуй, эти слова могли бы повторить все, кто слышал песню «Команда молодости нашей». Помните? …Придут честолюбивые дублёры, дай бог им лучше нашего сыграть…
Но мало кто знает, что самое первое представление песни на суд слушателей было отнюдь не торжественным. В небольшой кухоньке одной из квартир Олимпийской деревни Александра Николаевна Пахмутова прямо на крышке стола выбивала пальцами ритм и пела. Кто-то из окруживших её тренеров подтягивал, заглядывая через плечо Николая Добронравова в листок со словами, кто-то отрешённо сидел рядом. погружённый в воспоминания.
«В спорте обязательно должны звучать марши, — как-то сказал Добронравов, — потому что нельзя идти к пьедесталу под интимный романс. Но когда мне случилось ближе узнать жизнь спортсменов, я понял, что должно быть и другое…»
…Грустных годов парад. |
Может быть, ностальгия по ушедшим воспоминаниям заставила меня снять телефонную трубку и с чувством неловкости, что отрываю от дел очень занятых людей, набрать чудом уцелевший в памяти номер.
— Приезжайте, мы очень будем рады видеть вас, — услышала я голос Николая Николаевича и поняла, как ждала именно этих слов.
Пока Пахмутова заваривала на кухне чай («Разговор у нас долгий, мы вас так просто не отпустим …»), Добронравов пригласил меня в комнату: «Подождите, не включайте диктофон, расскажите лучше, как у вас дела. Мы так часто всех вас вспоминаем…»
Потом настала моя очередь спрашивать.
— Не жалеете, что несколько отошли от спорта?
— Скучать особенно не приходится, много работаем, обязательно покажем вам новые стихи, песни, но спорт не забываем. Газету вашу я регулярно от корки до корки прочитываю, так что в курсе всех событий.
— А какую Олимпиаду вспоминаете чаще?
— Трудно сказать. На нашем счету их пять, и каждая запомнилась чем-то неповторимым. Мексиканская была первой, и наше появление в команде было в какой-то мере случайным. Но это событие определило во многом нашу дальнейшую судьбу вплоть до московских Игр.
— Сейчас уже стало традицией приглашать на Олимпийские игры большую группу эстрадных артистов, а тогда, в 68-м, вы, насколько я знаю, были только вдвоём. Что для вас было самым трудным?
— Мы не очень представляли, что должны делать, — с ходу включается в разговор Александра Пахмутова, — тем более что наши спортсмены поначалу все проигрывали, началась какая-то чёрная полоса невезения, не до веселья было. В какой-то момент мы оба почувствовали, что не выдерживаем этой тяжести, собрались даже уезжать. И тогда Коля начал писать стихи… Там родилась очень грустная песня — «Звёзды Мехико».
— Я помню, в Монреале вы, Николай Николаевич, писали посвящения всем нашим спортсменам, ставшим чемпионами. Эта традиция, судя по всему, тоже брала начало в Мексике?
Н. Д. — Да. Там первую медаль для нашей команды завоевал грузинский штангист Дито Шанидзе. Наша команда была многонациональная, очень дружная, и вечером ко мне подошли грузины и сказали: «Мы слышали, что ты можешь стихи писать, так напиши — наш Дито завоевал первую медаль!» После этого я стал писать всем победителям. Это была очень красивая традиция: наутро после очередной победы вся команда собиралась в штабе, чемпионам вручались значки заслуженных мастеров, преподносились цветы, а я читал стихи, написанные за ночь и иногда даже не отпечатанные — не хватало времени.
— А почему «за ночь»?
А. П. — Исключительно из приметы — ничего не писать накануне. Был случай, когда нам совершенно уверенно назвали имя завтрашнего чемпиона, и Коля написал заранее. А медали не было.
Н. Д. — С тех пор я садился за письменный стол только после того, как видел спортсмена на пьедестале.
— А как возникали слова песен?
Н. Д. — Иногда с одной, случайно услышанной фразы, которая позволяла мельком увидеть совершенно другую, непарадную спортивную жизнь. Наверное, если бы мы не жили вместе со спортсменами и столько времени не проводили бы на тренировочных базах, то никогда по-настоящему не узнали бы спорт.
— Недавно на встрече с олимпийцами во Дворце молодёжи вновь прозвучала прощальная песня московской Олимпиады «До свиданья, Москва». Она на особом счету?
А. П. — Я много думала о том, почему мы сейчас с такой сентиментальной нежностью вспоминаем те Игры. Может быть, потому, что в те недели именно спорт объединил людей всей планеты самыми лучшими своими качествами — честностью, непредсказуемостью… Люди как бы подспудно понимали, что это дело честное, чистое. Нельзя пробежать стометровку быстрее всех по звонку «сверху», точно так же, как нельзя назначить самым сильным человеком планеты «нужного» спортсмена. Именно эта, не показушная, а выстраданная правда побед и поражений, правда преодоления своих физических возможностей и объединила всех.
Кроме того, то, что мы сделали за время Олимпиады, было своеобразным итогом нашей работы в спорте. Кроме песен, была написана «Ода на зажжение огня», много инструментальной музыки к фильму «О спорт! Ты — мир!», которая не ушла в историю вместе с Играми, а до сих пор звучит по телевидению, радио. Хотя мало кто сейчас связывает её со спортом.
Н. Д. — В том фильме есть музыкальный фрагмент, посвящённый братьям Белоглазовым, борцам. А потом на его основе родилась песня «Я не могу иначе».
— Простите, но у меня не укладывается в голове: борьба — и эта музыка — море нежности и лирики…
А. П. — Вы знаете, может, это кому-то покажется смешным, но они такие открытые, такие обаятельные оба — замечательные ребята. И так легко, красиво побеждали. Мне захотелось не иллюстрировать силу и мощь, а написать для них что-то очень ласковое. То, над чем мы работаем сейчас, — в основном современные ритмы — по характеру, динамике очень связано со спортом. Но мне всегда была ближе музыка, под которую можно спеть о человеке, который по-прежнему остаётся очень хрупким, ранимым, даже если он быстрее всех бегает или поднимает штангу. Этот мир мне хочется сберечь. Не говоря уже о том, что спортсмены — это очень красивые люди. И нам это особенно бросается в глаза. Ведь что такое творческий человек? Часто немолодой, много времени проводящий за письменным столом, много курит, болеет — мы и сами, наверное, такие. И вдруг видишь совсем других людей — юных, совершенных физически, прекрасных в свои звёздные мгновения. И когда спортсмен стоит на олимпийском пьедестале, как бы озарённый внутренним светом, — это невероятно красиво. И мы счастливы, что это видели.
— А вам не кажется, что современный спорт несколько потерял по сравнению с тем, что был десять-двадцать лет назад, стал более практичным?
Н. Д. — Знаете, недавно я прочитал интервью с Владимиром Юрзиновым, которое он дал после возвращения хоккейной сборной из Америки. Динамовцы выиграли там решающий матч с канадцами, и корреспондент спросил: «Что вы говорили перед игрой?» Юрзинов ответил приблизительно так: хотя это сейчас вроде бы и не принято, но мы говорили перед матчем о чести страны, чести нашего флага. И я ещё раз убедился в том, что в моменты наивысшего напряжения всё-таки вспоминаются очень дорогие для всех понятия.
А. П. — Я помню, как в Мехико мы пришли болеть за Бориса Лагутина, и в этот день золотую медаль в наилегчайшем весе выиграл боксёр из Венесуэлы. Его завернули в национальный флаг, и он стоял на пьедестале не в состоянии сдержать рыдания, а зал стоя пел гимн его страны. Честь — это совершенно особая статья, и деньги здесь не имеют решающей силы. Но на этих чувствах нельзя спекулировать. Нужно любить таких людей и создавать им условия, а не просто кричать: «Вперёд!».
— Очень многие сейчас считают, что напрасно журналисты пишут о том, какие, дескать, спортсмены несчастные, как им плохо, когда они уходят из спорта. Как вы считаете, об этом надо писать?
Н. Д. — Обязательно. Потому что это действительно так. Но это палка о двух концах. Государство долгое время ничего не делало, для того чтобы помочь, поддержать спортсмена в трудный момент, но, с другой стороны, наверное, есть вина самого спортсмена и его тренера в том, что они не задумывались над тем, что будет завтра. Хотя это невероятно сложно — наступить на горло собственной песне и, к примеру, идти по-настоящему учиться, чтобы в дальнейшем устроить свою судьбу.
А. П. — Но если человек жил только спортом, стал олимпийским чемпионом, то я могу понять и его обиду, когда он остаётся у разбитого корыта. Ведь он же был первым в мире! А значит, потратил несравненно больше усилий, чем тот, кто в это же время окончил институт и получил диплом. И, пожалуй, спорт — это единственная сфера человеческой деятельности, где миг прощания наступает в очень молодом возрасте. Поэтому всё так сложно.
— И всё же бывает обидно, когда говорят: «Велика трудность — шайбу гонять или на лыжах бегать».
Н. Д. — Ещё Леонардо да Винчи говорил: «Если какая-то работа кажется тебе лёгкой, это значит, что ты не знаешь её и не умеешь делать». А ведь в спорте, как и везде, кроме тех людей, которые в зените славы, на виду, немало и таких, кто много для этой славы делает, — точит коньки, ухаживает за лошадьми, но их труд не виден. И именно спорт преподал нам урок профессионального отношения к своему делу даже на этом, незаметном уровне.
А. П. — Я помню, как в Мехико массажист Сенаторов, когда нашим ребятам от перенапряжения уже не лезла в горло вся эта роскошная еда в столовой, пробрался на кухню и варил там картошку с мясом, луком — так, как мамы дома готовят… Таких людей нельзя забывать. И мне очень, хочется, чтобы те, кто прочитает это интервью, поняли, что мы увидели в спорте не только фейерверк, но и успели почувствовать что-то совсем иное.
Н. Д. — Спорт — это удивительный мир, в какой-то мере модель жизни. С добром и злом, с завистью и самопожертвованием — когда один отдаёт другому свою лыжу, лишая медали себя, чему мы тоже были свидетелями. И мы болели за наших спортсменов не только потому, что они советские, но в первую очередь потому, что среди них были люди необыкновенных душевных качеств, интеллекта. Меня всегда интересовало, что волнует ребят, кроме спорта. Помню КВН в Монреале между командами гребцов и пловцов, причём на очень высоком интеллектуальном уровне, требующем знания живописи, литературы, просто хорошего чувства юмора. Мне это показалось знаменательным. Я увидел, что спорт — это не только достижение наивысшего результата, но и совершенствование личности. Он не может существовать отдельно от общей культуры человека.
— Но сейчас так много сетуют, что личность в спорте мельчает…
Н. Д. — Это неправда! Просто мы слышим, читаем сейчас о деньгах, о выгоде, о валюте гораздо больше, чем о благородстве и высоте духа. Возможно, с течением времени мы так общими усилиями и воспитаем совсем другого спортсмена — меркантильного с первых же шагов…
— У большинства ваших песен счастливая судьба. А какая из них любимая?
А. П. — Они, как дети. И бывают, вы правильно заметили, счастливыми и несчастливыми, например, песню «Трус не играет в хоккей» знают все. Я не могу сказать, что она далась мне очень тяжело, тем не менее страшно горжусь, когда эта песня звучит на выходах хоккейных команд. Но у нас были десятки песен не о спорте, которые никогда не звучали в эфире, были просто запрещены. Причём иногда доходило до смешного. Была, например, «Песня ветеранов Белорусского фронта», которая не исполнялась только потому, что в ней упоминались Жуков и Рокоссовский.
— А были песни, вспоминать которые не очень приятно?
А. П. — Конечно. Есть такие, которые сейчас меня уже совершенно не удовлетворяют, особенно по своему художественному уровню. Но самое обидное, что они-то иногда звучат, а вот другие, написанные как бы на новом творческом витке, не получают права гражданства в эфире. Так было с «Виноградной лозой», которая появилась несколько лет назад, когда только начали вырубать виноградники, а прозвучала лишь недавно в программе «Взгляд», так было с «1825-м годом». Очень дорогая для меня песня «Настало время бить в колокола» тоже, увы, звучит лишь в концертах.
— Но я надеюсь, что со спортом вы распрощались не навсегда?
Н. Д. — Да мы и не прощались. Прошлым летом мы принимали участие в большой благотворительной акции «Экология, милосердие и красота», в которой принимали участие такие общественные деятели, как С. Фёдоров, М. Ульянов, священник отец Марк Смирнов. Так вот добрый образ спорта повсюду сопровождал нас. Быть может, потому, что большинство концертов, сборы от которых, кстати, шли в фонд строительства завода инвалидных колясок, проходили на стадионах. И эти выходы нас радовали, хотя я считаю, что стадион — не совсем подходящее место для концерта. Помимо всего, в одном из заключительных выступлений в концертном зале «Россия» чествовали чемпионов страны по футболу — московский «Спартак». И деньги от этого сбора были перечислены на помощь спортсменам-инвалидам.
Выполняя данное мне обещание, Добронравов подошёл к магнитофону, возле которого лежали приготовленные плёнки, и через несколько секунд зазвучали новые песни. «Шанс» — в прекрасном исполнении Тамары Гвердцители, уже знакомая мне «Виноградная лоза», шутливая «Песенка о неголом короле» и, наконец, «Колокола». Голос певца Павла Дементьева мощно рвался из динамиков, а я смотрела на удивительно близких и в то же время совершенно непостижимых людей и думала, сколько же в них доброты, веры, гражданственности… И ещё о том, что, может быть, именно сейчас нам очень не хватает их песен о спорте.
Они обязательно их ещё напишут. Я верю в это…
